от тебя жутко несло алкоголем. мои уши шептались между собою, а глаза бесконечно таяли. ты что-то говорил там про Италию, Францию,Латвию, Англию. а потом про мои побои. "нет, что ты, милый, у тебя паранойя." - шепнула я и удалилась с поля боя. ... после захлебываться в безумности, оценивать степень своей тупости, понимать, как много еще не успели. ожидать на этой неделе метели, и считать дни до апреля, стараясь избегать глупостей. да какие там к черту почести, если расцениваешься как "ненужности"?
и уже наплевать на платья в клеточку, мне бы от тебя хоть слово, хоть весточку хоть взгляд мимолетный разок, или воздуха твоего глоток. а то на осточертел по вечерам потолок и твое молчание на_перепевочку. нет, что ты, перебьешься деточка. можешь уже рвать свои ленточки.
знаешь, декабрь ведь уже на подходе, а силы и воля совсем на исходе. да и снежинки путаются в волосах как ветер в негулянных парусах. и в голове вертятся чуждые мне голоса. а я бы хотела покататься на пароходе, но забылись мы в суматохе и попрощались на переходе.
и кажется, что не бывает и лучше: обиды капризы ему не присуще. безумно милые словечки в ответку. хоть бросай уже эти таблетки и на него вешайся марионеткой. только почему-то ночью хватает удушье, а руки так и просятся сами все рушить. о, милый, перекрои уже мою душу.
Мне ветер говорит: "Лети", Толкает, в спину подгоняет, И мое тихое "Прости" Со страстью он перебивает. Расправить крылья и взлететь - Чего еще могу хотеть?
И я на крыше, мир - внизу, Как муравьи толкутся люди, Но одинокую слезу Заметить некому уж будет. А ветер, друг мой верный, тут Мне новый проложил маршрут.
Я раскрываю крылья, но Взлететь на них я не сумею. Они уж сломаны давно, И я взмахнуть ими не смею. Но не найти назад пути, А ветер шепчет мне: "Лети"...
Давай на минуту представим, что мы другие - фаянс за стеклом серванта и борщ на кухне, и мы, возможно, женаты. Мы молодые. И этот семейный быт никогда не рухнет.
Я тоже работаю, но раньше бываю дома. Ты приезжаешь позже. Тарелка супа. Минимализм произнесённого слова. Но мы влюблены, как правильные супруги.
И если мы будем жить в бельгийской долине, и молоко утром в стекле бутылок нам на пороге оставит мальчишка милый, я буду счастлива. Я к тебе не остыну.
Можно ещё по Бродскому, но без печали, и детей назвать Андреем и Анной, а Ты бы меня называл своею Дали... Только вот знаешь... мало одних желаний.
"Надо открыть в себе целую Вселенную, чтобы сказать простые слова" (с) М. Пришвин
Представь, что сердце вдруг заплесневело. Случайно. Вдруг. Не позвонив. Когда идя по Невскому, я резко побледнела, Поняв, что снова рядом. Ты. Совсем вблизи.
Затянуться сигаретой до глухого кашля, И не подумав, закоченеть на крыше. Чтоб рядом с той дурацкой башней Мечтаю больше о тебе не слышать.
Представь, что твое сердце заржавело, С противным скрипом сжимаясь от безумья. Вся память о тебе рифмованным портретом Приходит в конце осени на ум мне.
Да на тебе свет клином не сошелся! И грубостью пропитана вся суть моя. Ты вспомни, как со мною обошелся Тогда. Зимой. В начале января.
И нет. Я не хочу чтоб возвращалась. Та лучшая лагерная осень. Когда мне так хотелось. я старалась Остановить ту смену. 2008.
Тебе нравятся кружевные чулки И мой искренний солнечный запах. Но ты не знаешь, как сжималось от тоски, Мое сердце от твоих любовных залпов.
И ты не слышал всех упреков и угроз Моих подруг, когда я убивалась по тебе. И не узнаешь, сколько горьких слез Я проливала ночью в темноте.
Я верю, ты однажды проиграешь, Поймая нож предательства спиной. Стихов ты этих тоже не узнаешь. Тебе ведь как обычно - все равно.
Представь, что сердце вдруг остановилось И больше не забьется никогда. Тогда ты сделаешь мне милость - Тогда ты наконец поймешь меня!
Коли Ікар падав, наврядше він згадував про закон - безглуздий закон земного тяжіння. Наврядше він думав про нього, бо сер Ісаак Ньютон ще не відкрив його, отже, цього закону не існувало в природі. Але Ікар все-таки падав, обпалене пір’я кружляло в повітрі, розтоплений віск важкими краплинами стікав його тілом разом зі шкірою і зривався в безодню, униз, до землі. Клятий закон працював як годинник, не залишаючи жодного шансу не тількі лупі, а й усьому волоссю, усьому ікаровому іству. Дарма, що маленького Ньютона ще не було й у планах, дарма, що про ту саму яблуню ще не було і згадки, дарма, що іх розділяли віки, і з цим нічого не можна було зробити. Ікар все падав і падав, не маючи жодної гадки про існування закону земного тяжіння. Та якби він і знав про нього, наврядше став би перейматись цим в жахливу мить свого остаточного падіння. Просто йому було дуже боляче...
Можливо, мої легені недостатньо міцні для негритянського блюзу цієї ночи. Жага прозорого червня вливається в ці пісні, і я не наважусь спитати, чого вона хоче. Можливо, питання зайве, у долі ж бо дві руки, і, як не крути, щось вічно є поміж нами. Зелене зоряне сяйво на скляному тілі ріки шифрує космічні коди, які не стають словами. Можливо, я бачу небо не зовсім таким, як усі. Я знаю його таємницю – воно над усе прекрасне. І світові більше не треба того, що в моїй руці, бо встигнути – це померти, просто померти вчасно. Можливо, я розумію, скорше, проте, що ні. А блюз – божевільна штука, він б’є тобі в спину. Якщо я когось зігрію на цій світовій війні, подякуй за мене богові, я, мабуть, вже не встигну...
Устала сражаться с толпой, Со зноем июльским и смогом, С балетками, стершими ноги, С начальницей, дурой тупой, С метро, мать его, политеном, С заторами в десять утра, С клиентами, с офисным пленом, С бой-френдом, охотником врать, С уродством дворов и районов, С назойливой теле-брехней, С ошибками в буквах закона, С икс игрек «и» краткая нёй…
Ей хочется неги и снега, В бревенчатом доме, зимой, Устроиться на ночлег и Остаться там. Не холостой.
Это, верно, не лучший мир, но и я посчастливей многих: у меня нет стрелы. Есть желание стать стрелой.
Собирательный образ его таков, что не хватит и сотни чужих страниц, как не хватит заученных книжных слов. У него нет лица -- миллионы лиц, самых разных – ты только смотри вокруг… В них найти бы свое и поверить в то, что таким же простым для тебя, как звук, и бывает обычное волшебство.
I WANNA BE LOVED BY YOU...AND OTHER NICE PEOPLE TOO)
Говорят, каждый раз вместо нас Возвращается кто-то другой. Тот же пламень в глазах, тот же мёд на устах, Но ты в дальнем краю заблудился душой.
А бывает вернулся ты сам, И с улыбкой в дом входишь родной. Всё стоит на местах, как в о родине снах. Здесь всегда был ты милый и свой.
И встречает жена, что так долго ждала, Та, что грезить должна была только тобой. Тот же мёд на устах,тот же пламень в глазах. Но давно она стала чужой и чужой.
Даже не знаю, что тебе рассказать. У меня тут такие герои, такие сюжеты! Как всегда: вопросы и нет ответов, А еще устала по вам скучать... У меня тут новые имена, Люди, лица, места, привычки, В дневнике исписанные странички, И в глазах какая-то пелена. У меня холодные вечера, Теплый плед и немного остывший кофе. Я, наверное, скоро стану профи, Разучусь заглядывать "во вчера" У меня тут умники - ты бы знал! Я на фоне их глупа и нелепа, Как котенок оглядываюсь слепо, Чтоб хоть кто-то заметил и приласкал. У меня две сумки и чемодан, Я все время переезжаю. И не спрашивай, я не знаю, Когда кончится балаган. У меня тут в общем-то все в порядке, И спасибо, что вспомнил и что спросил. Видишь, город меня уже поглотил. Ну... Скажи свое емкое, краткое.
Не в том беда, что авторов несет, а в том беда, куда их всех заносит.
Трутся камушками слова и звенят у меня в груди, Эта сказка давно мертва, но занозой внутри сидит, И сказания с губ текут, кровью пачкая кожу щёк. Я сплетения судеб тку, вышиваю, как тонкий шёлк. И в сплетении сотен тайн я блуждаю который год, Открываю седьмую грань и с богами играю в го.
Мне судьба - лишь её хранить и самой же её не знать. Загибаюсь, считая дни, только зная: Я не одна.
Девочка отрезала уши, ломала ноги и пела всё, что знала наперечёт. Девочка с головой не дружит, в церкви не служит и беды оплакивает наперёд. Она бы ходила по кухне в белом и в фартуке красном пекла блины, Она бы смеялась, а в комнате синей, оглушая соседей, орали сплины. Её бы молитвами теплилась осень, вставали в больницах, кто не могли, На смерть шли солдаты, за родину с флагом и наступали счастливые дни. Но всё то пустое, ведь дома три дня уж, нет света, воды и огарка свечи. И девочки нет, не поверите даже. Её там и не было, честно... Почти.
* * * Послухай мене, мій хлопчику – як перетнеш кордон, твій біль ні фіґа не вщухне – підла його природа. Звичайно, ти маєш право, сидячи за кермом, слухати Джімі Гендрікса й пити газовану воду. Звичайно, ти маєш право дивитись собі у вікно, де напівчужі пейзажі не збуджують і не тануть. Ти можеш робити вигляд, наче тобі все одно, але починаєш тямити – легше уже не стане. Бо спогади – це навіки, де б ти собі не обрав землю обітованну, така вже виходить штука – планета, що третя від Сонця, чорт би її подрав! попри розхожу думку, вона бездоганно кругла. Отже, немає різниці, на Захід або на Схід гнати гарячі авта, розшукуючи нірвану. Послухай мене, мій хлопчику – не зупиняйся, їдь, на внутрішній своїй мапі гоїти білі плями. І місяць червоний в небі, що ніби здалось чужим, тобі не навіє думи, які б ти не зміг здолати. Куди б ти тепер не їхав і де б ти віднині не жив, не слухай себе, мій хлопчику, як вирішиш загальмувати...