люди однажды просыпаются одинокими, ищут невидяще тапки, носки, платки хлопают дверью, шлепают в ванную, пьют бестолково таблетки сохнут на стуле колготки, родственники боятся, безудержно далеки люди такие глупые взрослые, такие вечные малые детки. им всего мало: дисков и телевизоров, кофе, каких-нибудь новостей, до дрожи в коленях готовы сидеть на балконе, затягиваясь никотином обнимать друг друга, оставаясь чужими, плеваться ругательствами (скотина, оставь нас в покое) и могут часами изучать декорацию стен.
но однажды люди просыпаются одинокими, и шаги, которые гулко звучат с утра ничьи больше, им становится очень холодно, будто отопление с вечера отключили все у них изнутри: и Синатра, и снег, и ситро, и седые дворники со двора и в потемках беспомощно ищут розетку, по-другому их не учили
люди умеют петь и змеиную кожу с себя сдирать готовить уроки и южноамериканский «чили»
но однажды они обнаруживают себя замерзшими, здесь, сегодня от чего не уйти в кабинку лифта, не спрятаться в водопроводе не исправить у мастера, и любовью не компенсировать (алкоголь – еще может быть, чаще всего случается) и тогда, если люди оказываются сильными, то у них хоть забыть о холоде получается (учитывая последние новости о погоде)
В этом холоде «рядом», особенно нужно «Скажи мне, мой Кай, ты Герду забыл?» «Возможно» Опустишь глаза, смеешься, увы, натужно Ты болен не Гердой, мой Кай, А все-таки стужей
Ты любишь глазами Хронически болен любовью Играл в ледяные «кости» с моими врагами На белом снегу выводили с тобою кровью Сигнал-сообщение: увы, мы уже не летаем.
В потертых блокнотах писали, что все-таки вместе Я снова спросила, и благо, что голос не дрогнул: «Мой Кай, ты все-таки любишь меня из мести?» ...И ты улыбнулся. Как будто не быть по-другому.
Твое имя не спеть, не увидеть в святцах, Не вдохнуть, не вымолвить без оглядки. Без тебя так нелепо, легко смеяться, Хмель несказанных слов засыпая в грядки - Мир становится пьяным, безвольным, шатким, Что угодно может сегодня статься.
Твое имя не спеть, не разбить на строчки, Не скурить, не выпить - вколоть, как дозу, Как таблетку от счастья и, между прочим, Встать, уверенно броситься под бульдозер. Я люблю делать тесто сухим, песочным, Засыпать под утро в нелепой позе.
Твое имя не спеть, не найти, не встретить, Не читая, сжечь, прошептать под ливнем. Ты - не первый, двадцатый, сто сорок третий, Ты - единственный, сонный, неторопливый. Без тебя так легко, так нелепо бредить И так сложно видеть себя счастливой.
читать дальшеСтружкой спиральною вьются слова, карандашные - в два витка, Карминные губы, карманные девы, статуи из песка. Мертворожденные строчки писем аист уносит прочь Кофейная тьма захлебнулась в гортани. Водой запиваю ночь.
Музыка стихла, рассыпались ноты вдоль линии позвонка Жемчугом скатным, дробным стаккато, горошинкой из стручка, Лунный кружок холодит запястье, пылью летает страх, Соседи выводят демонов в полночь на бисерных поводках.
Демоны, ешьте топленые пенки! Дарую тебе, Азазель, Жемчужный пепел сгоревшей надежды и соловьиную трель, Спросишь меня - что бы хотела принять я в ответный дар? - Небо пинать загорелой коленкой и не тонуть во льдах.
Светится край у заточенных лезвий серебряного конька Не предлагай мне в подарок вечность - хватит и коньяка. НА три конфетки с Богом в рулетку сыграй, покоритель муз! Скалится джокер в черной беретке, нахален и толстопуз.
Демоны, прочь… не нужны самоцветы, дайте осиновый кол. В городе N. на Ивана Купалу папоротник расцвел. Шелком багряным сияют соцветья, Дюймовочка спит в лепестках Ничто в этой жизни не стоит бессмертья, лишь рифмы короткий взмах.
Кончится темень, кофе остынет, вновь я к тебе приду Некоронованной древней лягушкой в темном лесном пруду. Сорвана кожа, в хрустальной короне сломаны два зубца Ты веришь, что выйдет прекрасная пара из жабы и молодца?
Знаки исчезли с пергаментных свитков, нитки стеклянных снов Звонко рассыпались по паркету. Демоны ловят сов. Кончилось время топленых пенок, летучие рыбы немы, Тихо клубится в моих ладонях сиреневый дым зимы… i-key 16.12.2009
Он такой нежный, что хочется влезть в пЕтлю От его рук кружится голова, подгибаются ноги Знаешь, мой милый, прости, что я снова медлю Просто пойми, ведь так трудно пройти пороги
И каждая ночь -- испытание силы воли Ироничный смешок мечты над моим сознанием Глаза закрываю я в приступах новой боли И трудно признать, что стал ты моим желанием
Ты снишься мне каждую ночь, и всегда на пятницу Вплетаешься в сны, когда только тебе захочется А ты ведь не знаешь, как люди от грёз срываются ...и кажется, падают, но все же опять поднимаются.
у Джейн есть муж года, примерно, три. и она позволяет себе быть у него внутри. куда же он без нее, он и так забывает ключи от машины и от двери. но живет без ее любви. утром она видит его спящим рядом с собой - что-то опять ворочается в груди и тревожит ее покой. но она понимает: надо. и касается его теплых губ только одной губой. а теперь поощри себя, Джейни. скорей себя поощри.
и ей, вроде, совсем неплохо и всегда есть к чьему прижаться плечу. он так ценит ее, рассеянную и помятую по-домашнему, птичку певчую, когда она машинально учит его не "ложить" сахар, а "класть". Джейн? Джейн внутри будто разорвалась, перетерлась, разочаровалась. ей своих не хватает чувств.
он уходит. Джейн ложится, и ее утешает кот. кот встает передними ей на грудь, задними - на живот, чтоб гудеть, как поезда в метро, успокаивать сердце и согревать нутро, вздрагивать, когда детская пяточка толкает ее в ребро, словно близится поворот.
она думает: Джейни, хватит быть ему нежной мамочкой. он может выпить бутылку водки и крутить руль левой одной рукой. и это при том, что он с рожденья - правша. прибереги свой инстинкт для любимого малыша. с ним ты боишься не в унисон дышать, сделать случайно неосторожный шаг. он же навеки твой. каждой невидимой клеточкой.
подожди, моя милая, он скоро появится. и заменит тебе своЕГО отца.
Вот это ж надо-такая слякоть, такая стужистая промозглость... А в этой грязи: обнять и плакать Да не просохнуть, и не промерзнуть И не прорваться сквозь эту зиму И не проспаться,за эти ночи чуть уцепившись.Неуязвимый Колючий ветер лицо щекочет.
Хохочет сырость, ботинки мочит. Да что нам сырость и что ботинки? Уйти бы разве что,между прочим, Сухим из этого поединка...
Моя жизнь пополам: манга и журнал "Мурзилка" (с) Sky Trip
У неё внутри пустота, Не та, От которой кричат, Так что трещина от уха до рта, Другая, От которой крики не помогают. И мужчина бы лез в бутылку, А она залезает в чат, В эту ссылку Бессрочную, Как жена Декабриста. У одних - болевые Точки, у других - многоточия, Всё, по сути, зависит от скорости и регистра, А она набирает Послания то ли ангелам, то ли Принцу На-белом-коне. И не чувствует боли, И совсем не умеет молиться - Даже на фотографию на стене, И слёзы С возрастом Высыхают, проклятые. А у него дыхание С привкусом мяты, Горькое, дымное... И, пожалуй, всё-таки лучше, Что они никогда не узнают, Как, продрогшие и заблудшие, Друг другу Были Необходимы. А время идёт по кругу, Тик-так, И память, как ластик, стирает. У неё внутри пустота, Та, От которой попросту Умирают.
А на кронах громадных,могучих секвойй Говорят,разрастается лес параллельный. Ну а мы,здесь внизу,пьем какао с тобой, В городской суете,за зимой безметельной.
Говорят в океанах плодятся киты, И они так огромны и так же безбрежны. А мы строим и рушим друг к другу мосты, Нас бросает то в ярость,то в сладкую нежность.
Говорят,что весной в Вашингтоне цветут, Бесподобно-изящно,японские вишни. А мы утром проходим все тот же маршрут, Постоянно решая,ну кто же тут лишний.
Пахнет яствами шумный,веселый Гонконг, А в горах с жутким грохотом сходят лавины. Ну а мы,вечерами,бормочим сквозь сон, Что нам снятся каньоны и замков махины.
Только изредка,в душу накатит покой, Мы,взгрустнув,тормозим по накатанной жизни. И мечтаем,о кронах громадных секвойй, О беспечных китах,о цветении вишни.